Русский Интеллектуальный Центр
Это нужно - не мёртвым! Это надо - живым!

[«Русское слово» № 31(292), 10 сентября 2010]

«Это нужно – не мертвым! Это надо – живым!»

«Вахта памяти» в Ново-Аненском районе стала незабываемым событием для нескольких десятков ее участников.

В который уже раз слова из «Реквиема» Роберта Рождественского нашли свое подтверждение!

То, что происходило в августе, в течение целого месяца, в окрестностях села Гура-Быкулуй Ново-Аненского района, трудно точно обозначить каким-то одним определением. Да, это и вахта памяти, и молодежный историко-патриотический лагерь, и акция общереспубликанского (если не сказать – международного) масштаба, в которой, в общей сложности, приняли участие более 70 юношей и девушек из Кишинева, Кагула, Калараша,Тирасполя, а также поисковики из Украины и России. Ничего подобного за последние почти два десятилетия, т.е. с начала существования Республики Молдова в качестве самостоятельного государства, у нас не происходило.

А еще можно говорить о рождении особого братства, в чем-то схожего с фронтовым… Только высокая, благородная цель может объединять людей в такие сообщества. Тут она была вполне конкретной: поиск братской могилы, в которой, по имеющимся сведениям, захоронено 74 красноармейца.

Организовали «Вахту памяти» Русский историко-патриотический клуб и , при поддержке Конгресса русских общин РМ и Русско-славянской общины г.Кагула. А задумана она была «с подачи» новоаненского поисковика Василия Сеньковского, археолога по профессии. Впрочем, лучше расскажет об этом хорошо известным читателям нашей газеты Алексей ПЕТРОВИЧ,  руководитель молодежного Русского историко-патриотического клуба.

«Мы мертвым глаза не закрыли»

– На Василия Сеньковского вышел одессит, разыскивающий своего деда. По его сведениям, дед похоронен в братской могиле недалеко от села Гура-Быкулуй, возле старого господского дома (там, кстати, снимались некоторые сцены фильма «Лэутары»). Это здание, являющееся памятником архитектуры, полуразрушено, побито осколками снарядов, как и конюшня вблизи него.

В своих поисках мы изначально отталкивались от схемы 1944 года, которую составлял, по-видимому, армейский писарь. Должно быть, всё происходило таким образом: после кровопролитных боев погибших наскоро закопали, а затем начальник похоронной команды указал писарю на это место. Тот прикинул на глазок: метров 400. Записал, составил схему… Позже ее в Минобороны России отсканировали, выложили в Интернет, откуда мы ее и взяли.

По GPS (спутниковому навигатору) мы отсчитали 400 метров, поставили на схеме точку. Вышли, сверили с местностью, стали копать. Видим – не совсем совпадает. Взяли рулетку, отмерили расстояние по ней. Получилось чуть ближе. Стали рыть там – снова ничего нет. Пробовали и шагами отмерять, и по периметру пройти – не нашли.

А братская могила, где лежат 74 человека, – это, считайте, квадрат 10 × 15 метров. Пропустить мы никак не могли: копали в шахматном порядке. Но там огромное поле: мы прокопали в одном месте, а могила может быть где-то в сторонке. Но мы духом не падаем: всё равно ее найдем. Не в этом году, так в следующем – наткнемся обязательно! Останавливаться не имеем права: солдаты, которые отдали свои жизни в том числе и за наше поколение, должны быть похоронены как положено: на мемориале, с последними воинскими почестями.

– Прости, если я чего-то не понимаю, но ведь они лежат в братской могиле. Нужно ли тревожить их прах?

– Первое время меня тоже терзал этот вопрос. Но, когда я приехал на место, увидел, что там просто растет бурьян, пасутся коровы… Ни обелиска, ни креста, ни холмика. Как ни тяжело об этом говорить, но в условиях боев погибших порой просто сбрасывали в большие ямы, так называемые временные могилы, рассчитывая после войны похоронить по-настоящему. Существовало и сталинское постановление 1942 года о порядке захоронения погибших в боях; и приказ наркома обороны 1944 года, предписывавший устанавливать на захоронениях военнослужащих временные или постоянные памятники с указанием дат их гибели, воинских званий, фамилий; и послевоенное постановление Совнаркома, гласившее: «До 1 июня 1946 года взять на учет существующие военные кладбища, братские и индивидуальные могилы погибших воинов Красной Армии и партизан». Исполнителями указывались местные советы. Действительно, помеченные могилы в порядок привели, а непомеченные? О них как бы вообще забыли…

– Вероятно, вы испытываете те же чувства, ту же горечь, которую выразил  в своих стихах – без малого 70 лет назад, в июле 42-го, –Константин Симонов:

Мы мертвым глаза не закрыли,

Придется нам вдовам сказать,

Что мы не успели, забыли

Последнюю почесть отдать.

 

– В окрестностях села Гура-Быкулуй таких безвестных братских могил – 14. Та, которую мы искали, – одна из них. Решив провести эту «Вахту памяти», организовав лагерь, мы нацеливались на огромный объем работы – и, собственно, сделали всё что на сей момент было возможно. Во время 3-й вахты нашли 9 погибших: семеро лежали в одной могиле, двое – по отдельности. У одного из павших солдат была полусгнившая армейская книжка, но в ней ничего невозможно различить, не за что зацепиться…

На текущую осень запланировано еще несколько этапов поисков. Собираемся работать до наступления холодов, пока позволит погода. Правда, теперь сможем выезжать на день-два. А следующий лагерь организуем уже будущим летом.

«Какая военная тайна сокрыта под этой землей?»

– Беда в том, что мы обладаем очень скудной информацией. Короткие строки воспоминаний – и это всё. А ведь в тех местах происходило нечто нерядовое! Гура-Быкулуй – единственное в истории войны село, за взятие которого 18 воинам (12-ти из которых, насколько я знаю, – посмертно) присвоили звание Героя Советского Союза. Когда награждали за взятие большого города – это понятно. Но маленькое, неприметное село, которое вряд ли могло являться важной стратегической целью!.. Видимо, там было что-то очень серьезное и жестокое.

– Живых участников тех событий уже нет?

– Найти кого-то сейчас практически нереально. Лет бы на 30 раньше!.. Можно было бы дать объявление в газету, например.

И местных очевидцев не осталось. Один убеждал нас, что хорошо помнит войну и всё, что тут происходило. На поверку оказалось, что он… 53-го года рождения! Вот тебе и «свидетель событий»…

Есть журнал боевых действий тех подразделений, которые там воевали, но добраться до него не представляется возможным. Эти материалы находятся в архиве Минобороны, в Подольске, их нужно разыскивать, просиживая безотрывно над документами не один месяц. Это же не книгу в библиотеке заказать! Кто имеет такую возможность? Если кто-то из ребят поедет в те края, мы попросим, конечно, но не каждый за это возьмется. И нет гарантий, что там не вымарано как раз то, что мы ищем. Ведь если бы под Гура-Быкулуй была одержана заметная победа, то всё расписали бы поминутно. Значит, происходило что-то иное…

– Но в то время за поражения «Героя» тоже не давали…

– Вот в этом-то и загадка… Может, удастся ее когда-нибудь разгадать! Очень хотелось бы этого, ведь мы ступаем по той самой земле, может быть, след в след…

– А тот одессит – внук погибшего под Гура-Быкулуй солдата – приезжал?

– Да, конечно. Он фотограф – и снимал, и копал вместе с нами…

– Расскажи-ка о самом лагере, о ребятах, которые туда приехали!

«Дезертиров» не было!

– Лагерь планировалось провести с 1 по 29 августа, то есть в течение месяца, и он был рассчитан на постоянное присутствие 30 человек. Работали вахтовым методом: неделю копают одни, потом уезжают – и их сменяют другие. Принимали участие ребята из разных концов республики, из  Приднестровья, из стран ближнего зарубежья. У поисковиков есть форум в интернете – там мы разместили своё объявление, на которое многие откликнулись, в том числе и те, с кем мы были давно знакомы – очно или заочно. В общей сложности участниками лагеря (за все вахты) стали 70 человек. Некоторые приезжали не на одну, а на две смены, а были и такие, кто находился там все четыре недели, как и я. Но мне сам Бог велел: я руководитель. А они – «добровольцы», причем основная масса – в возрасте 16-18 лет (хотя были и младше, и старше).

Молодцы! Потому что на самом деле это очень тяжелый труд. В общей сложности мы прокопали около 3 километров траншей; я посчитал кубатуру – и вышло, что мы вывернули руками 450 «КамАЗов» земли… При погоде, сами знаете, какой: жарища под 40 градусов, земля сухая, твердая – хоть динамитом взрывай!

Ну а по ночам сражались с другой напастью – с комарами. Они нас буквально пожирали! И дым от костра на них не действовал… В первую ночь никто не спал: все только и делали, что чесались. Наконец, поняли, что нужно закрывать окна, зашторивать двери, окуривать палатку специальным средством от комаров. Ну усталость взяла свое: потом уже спали как убитые.

Жили в одной большой армейской палатке. Там и спали, и продовольствие хранили. Валерий Иванович Клименко, председатель Конгресса русских общин Молдовы, договорился – и нам всё привезли: и эту палатку, и продукты, и пластмассовую бочку под душ, и посуду. Кстати, Валерий Иванович приезжал регулярно, а вообще звонил по нескольку раз в день.

И Василий Сеньковский сделал для нашего пребывания  там максимум возможного: и с газом решил вопрос, и с водой (нам привозили питьевую воду из Новых Анен), и насчет хлеба договорился… (Не говоря уже о том, что на нем лежала «научная составляющая» поиска.)

В общем, у нас было всё для вполне цивилизованного существования, включая электричество, газовую плиту (и, соответственно, баллон с газом).

– А кто готовил?

– Девочки.

– Вы специально пригласили их «куховарить»?

– Нет, но такое распределение логично, и произошло оно естественным путем. Надо сказать, питались мы замечательно! Каждый день было что-то мясное, салаты; обед состоял, как и полагается, из трех блюд: первое, второе, третье – компот из свежих фруктов. Само собой разумеется, нам готовили и завтрак, и ужин. Девочки умудрялись соорудить из тушенки тефтели, крутили голубцы, жарили оладьи. В первой вахте было 3 «поварихи», во второй – 6, в третьей – 9. Ну а в последней вахте (это было, по сути, подведение итогов), когда нас оставалось совсем мало – 5-6 человек, уже сами себе что-то варганили…

Позже один из участников лагеря – Эльдар Хуссейн, 11-классник лицея им. В.Лупу, отметил: «С хозяюшками нам повезло! Кормили нас очень вкусно, разнообразно, учитывая наши индивидуальные особенности. Некоторые, например, не переносили молока, так для них всегда придумывали альтернативный вариант…». Да и другие ребята, с которыми я говорила – Виктор Браду, Максим Шевченко, – признавались: «Наедались до отвала!» Особых похвал удостоились Мила Дарадур из Кагула и ее «напарница» из Калараша Ира Никлокова: девчонки пробыли в лагере до две смены, причем в первой вахте их «женская команда» из трех человек кормила «мужскую», всемеро большую… Ира, правда, все-таки призналась, что было нелегко, особенно в первые дни. Но это было сказано вскользь, в отличие от ее восхищенных монологов о лагере вообще и о многих поисковиках в частности…

– Каков был распорядок работы?

– В 6 вставали, в 7 выходили из лагеря, копали до 11, потом отдыхали до пяти вечере – и снова трудились, до восьми-полдевятого. Правда, по воскресеньям работали только полдня – считай, был у нас и «полувыходной».

– Многие не выдерживали?

– «Дезертиров» не было. Напротив, закончив свою вахту, многие потом звонили и просились приехать еще.

Отдельное спасибо хочу сказать руководителю Русско-славянской общины г.Кагула Василию Ивановичу Михайлову. Он организовал ребят как на подбор, любо-дорого было с ними и работать, и отдыхать: трудолюбивые, сильные, безотказные, дисциплинированные, веселые. По вечерам у костра распевали песни под гитару, купаться ходили. Молодцы ребята! Да и по количеству они обошли всех: 18 приехали на первую вахту, 17 – на вторую. Кстати, многие из них, да и из других мест проживания, к началу учебного года должны были поспеть в российские вузы, куда они поступили, но не хотели покидать лагерь чуть ли до дня своего отъезда.

Все, кто работал в лагере, достойны добрых слов и благодарности. Но все же, не в обиду другим, хочу особо выделить «самых-самых»: кагульчан Константина Прихленко, Владимира Констандогло, Меланью Дарадур, Юрия Пашкурова, уже упоминавшихся Ирину Никлокову из Калараша и, безусловно, тираспольчанина Сашу Соколова (за целый месяц он дома был всего два дня) и кишиневца Максима Шевченко (только-только перешедшего в 10 класс лицея им. Н.Милеску-Спэтару) – это как раз те ребята, которые оставались в лагере все четыре недели! Максим, чисто городской парень, приехал беленьким, аккуратненьким, а к концу вахты превратился в настоящего Робинзона Крузо: загоревший дочерна, возмужавший...

Я вообще не переставал удивляться тому, откуда парни брали силы. Первые дни не могли ложку до рта донести – стертые до крови руки дрожали от тяжелой нагрузки. Потом привыкли, мозоли затвердели. 

– Где купались-то?

– И до Днестра недалеко, но в основном – в своего рода бассейне: в таком открытом искусственном резервуаре для полива полей, куда закачивается вода из Днестра. А как без купания, если работали в чистом поле, на солнцепеке, где даже во время 15-минутного перекура негде спрятаться!

Многие обгорели, у одного парня – Саши Страхова, окончившего кишиневский лицей им. П.Мовилэ, даже случился солнечный удар. Мы привели его с поля, уложили, на следующий день я его оставил дежурным по лагерю. Думал, парень вернется домой, тем более что спустя неделю он должен был уезжать в Киев на учебу. А он через день снова пошел копать! Копал и оставался в лагере, что называется, до последнего.

Никто не ныл, что бы ни случилось. Еще один пострадавший, который споткнулся и ободрал оба колена до крови, отказался идти в лагерь: «Я докопаю, а потом пойду…».

А сбитые ноги у тех, кто не рассчитал с обувью? Думали, что приедут на археологию, со щеточками работать… Как явились в тапочках, так и принялись в них копать. Хорошо еще, что я на всякий случай захватил из дому всю старую обувь, 4 пары, – и тем, кто лучше копал, вручил ее (смеется)… в качестве поощрения!

У нас была на такие случаи даже не аптечка, а целая аптека, можно сказать: и йод, и зеленка, и бинты, и пластыри.

Но что бы с кем ни приключалось, никто не ныл: ни те, кто делал больше других (в основном, ребята из районов, привыкшие к физическому труду), ни те, кто вообще никогда прежде лопату в руках не держал.

– Выходит, кто-то работал во всю свою мощь, а кто-то – как сумеет? Это не вызывало конфликтов?

– Поначалу все вместе копали одну длинную траншею. Конфликтов не было, но кое-кто из «бывалых» бурчал: «Посмотри, сколько я сделал, а сколько ты!» Но потом мы перешли на другой метод: каждому стали давать по участку. Закончил – ушел. И дело пошло намного быстрее. Каждый копал в день по 8 метров траншей глубиной 60-80 сантиметров, шириной – в полметра.

– А кто потом будет всё это закапывать?

– Уже обсуждали этот вопрос. Есть предварительная договоренность с военными…

Я еще хочу сказать о той атмосфере, которая очень быстро в лагере сложилась: взаимопонимания, единомыслия, дружелюбия, какого-то особого братства. Ребята так сдружились, что не хотели расставаться и сейчас постоянно встречаются. Вот 2 сентября, в годовщину окончания Второй мировой,  мы собрались на возложение. Я ушел в университет, а они еще общались до 8-9 вечера.

– Скажи, не было у ребят разочарования, что так и нашли того, что искали?

– Нет, это больше угнетало нас, организаторов. Я бы сказал, что смысл акции не только – и не столько! – в результате, но и в самом процессе. Да, некоторые осознали суть происходящего только тогда, когда мы нашли останки, раскладывали их для составления схемы и протокола так, как обычно лежит человек: ноги, руки, голова. У многих «новичков» были такие потрясенные лица, что даже трудно их описать…

Но война для каждого значима, даже если кто-то мало о ней знает. Бывало, мы сидели до 2-3 часов ночи, и я говорил про войну. Все уставшие, целый день копали, но никто не уходил. А один парень даже сказал: «Леша, а почему ты с первого дня не рассказывал? Это так интересно – мы бы каждый вечер собирались». «Я не думал, – отвечаю, – что вы, такие замученные, еще будете способны что-то воспринимать». Оказалось, ошибался…

Мы там по видику крутили военные фильмы: «Они сражались за Родину», «Батальоны просят огня»... Представьте: почти никто до этого их не видел!

Так что с любой точки зрения о разочаровании говорить не приходится… Ради этого лагеря многие отказались от поездок с родителями в отпуск, на море. А некоторые, у кого уже были путевки, после отдыха возвращались на вахту… Был парень из Владимира: он приехал на каникулы к родителям, а отправился в лагерь копать…

– Неужели все собрались такие совестливые, что никто не пытался превратить вахту в развлечение?

– Были ребята, которые поначалу сачковали.  А потом, когда видели, как остальные работают до седьмого пота, включались, стараясь не выпадать из коллектива, не отставать от других.

– Ну вот, а говорят – «Макаренко устарел!» Коллектив – великая сила.

– А еще многих вдохновляло то, что они почувствовали себя самостоятельными, увидели, на что способны. У нас же на первых порах не было ни столов, ли скамеек, ни душевой – всё сколотили из досок со старой полуразваленной фермы.  Мы сами ее разбирали: труху – в костер, что пригодно – для дела.

И кое-какие продукты сами себе обеспечивали: недалеко была бахча, мы там подешевке покупали арбузы (по лею за штуку),  у других сельчан – кукурузу, овощи, фрукты.

Для многих такая жизнь, без родительской опеки, оказалась проверкой на прочность, они впервые почувствовали себя взрослыми.

А сколько радости рождалось от неожиданных сюрпризов!

Забытый день рождения

Например, ребята, приехавшие на вторую вахту, получили от предшественников своеобразный тотем: арбуз, на котором были вырезаны разные пожелания, советы, напутствия… Его какое-то время не трогали, а потом меня робко спросили: а можно съесть? Я великодушно разрешил: конечно, иначе он просто сгниет.

Как прохожу поздно вечером – двое дежурных моют посуду. Уставшие, замученные: до дежурства полдня копали… Один другого спрашивает: «А какое сегодня число?» – «5 августа». «О, у меня сегодня день рождения, 16 лет исполнилось…» – почти без выражения говорит парень (это был Влад Писарук). И моет тарелки дальше. Я, оставшись незамеченным, всех быстренько собрал, вырвал из журнала экспедиции лист – и каждый написал на нем свои поздравления и пожелания. Свернули лист, потом взяли арбуз, вырезали в нем отверстия, чтобы получилась смешная рожица, внутрь напихали бумаги, подожгли ее (свечей не было!), позвали именинника – и, под звуки песни в сопровождении гитары, вручили ему свиток и «горящий» арбуз. Влад был в шоке, не понимая, как мы узнали об этом. «Я сам чудом вспомнил!» – недоуменно говорил он.

А 15-летний Валера из Калараша, самый юный из нас, который доставлял всем немало хлопот и не раз выслушивал назидания от старших, вряд ли ожидал, что с ним будут так тепло прощаться: обнимали, целовали, что-то приятное говорили.

И все просто мечтают встретиться вновь в таком же лагере следующим летом. Скучают по проведенным вместе дням.

Кагульчане, уехав домой после вахты, звонили нам, пели песни по телефону!

Разве такое забудешь?

Нет, не забудет никто. Я это поняла и из рассказов некоторых участников лагеря. Вот лишь несколько цитат:

Ирина Никлокова:«Самое большое впечатление на меня произвели две вещи. Первое – когда мы приехали и буквально из «ничего» стало рождаться «что-то», а именно сам лагерь, на глазах выросший на голой земле и быстро превратившийся в уютный теплый дом. Всё это мы сделали собственными руками! И второе – когда я увидела останки погибших воинов. Прошедшая война как бы приблизилась ко мне вплотную…»

Виктор Браду: «Мне понравилась сама структура лагеря для взрослых. Было всё: и тяжелая работа, и обостренное восприятие событий прошлого, и прекрасное общение, в том числе и с моей девушкой, которая, собственно, и привела меня в Русский историко-патриотический клуб… Все переплелось – и трагическое, и возвышенное, и работа, и песни, и игры. Но, даже играя, мы помнили, для чего в первую очередь здесь находимся».

Максим Шевченко: «Поразили масштабы работы, особенно той, которую еще предстоит сделать. Сколько неизвестных солдат, так и не погребенных по-настоящему, лежит еще в земле! Помню свои чувства, когда показалось, что мы наконец нашли что-то важное. Оказалось, просто кусок трубы… Однако недолгое разочарование сменилось еще большим желанием все-таки отыскать то, что мы должны найти».

Эльдар Хуссейн: «Я понял, насколько больше на свете хороших людей, чем предполагал. И испытал удивительные ощущения, когда держал в руках гильзу от патрона, пролежавшую 66 лет в земле. Я чувствовал ее живое тепло – от рук того, кто прикасался к ней много десятилетий назад. Энергетика передается…».

Ребята надеются, что до конца сезона они все-таки найдут братскую могилу. И павших бойцов, вместе с теми 9-ю, которых уже подняли, торжественно захоронят на мемориале. Тогда же, вероятно, участники нынешней «Вахты памяти» получат благодарственные грамоты, а лучшие из лучших – почетный нагрудный почетный нагрудный знак Минобороны России «За активный поиск».

Но, наверное, самой большой для них наградой станет встреча в лагере следующим летом.

Беседовала Ирина АГАПКИНА.